Мысленное время

«Мысленное время», его выразительные возможности, действительно можно причислить к достижениям кинематографа, но только в том случае, когда оно включает в себя не только «время наших чувств», но и время, лежащее вне наших чувств. Именно с таким пониманием времени в кино, его новых выразительных возможностей мы встречаемся в эстетике Эйзенштейна, в частности, в утверждении ими понятия «крупного плана» времени.

Уже в эпизоде одесской лестницы «Потемкина» время расчленяется, растягивается, укрупняется. Действие анализируется в одновременных деталях: мать с убитым ребенком на руках, коляска с младенцем, женщина с разбитым пенсне, шеренга солдатских сапог, солдаты с ружьями наперевес, старики, женщины, трупы... В этой смене кадров мы как бы углубляемся в само движение времени, расширяя и укрупняя его детали, моменты. Если в начале развития кино крупный план был обобщающим средством в области пластическо-пространственных построений, то В. Пудовкин вслед за С. Эйзенштейном ищет и утверждает крупный план в построениях временных, останавливая на какие-то мгновения непосредственно сам процесс или движение, открывая перед зрителем возможность внимательно рассмотреть их течение, уловить в них те черты и нюансы, которые не ощутимы для обычного наблюдения.

В статье «Время крупным планом» Пудовкин писал: «Когда режиссер снимает сцену, он меняет положение аппарата, то приближая, то отдаляя его от актера, в зависимости от того, на чем он сосредоточивает внимание зрителя, — на общем ли движении или на отдельном лице. Так овладевает он пространственным построением сцены. Почему же не сделать того же и с временем? Почему не выдвинуть на мгновение какую-либо деталь движения, замедлив ее на экране и сделав ее, таким образом, особенно выпуклой и невиданно ясной?».

Как элемент драматургического обобщения крупный план времени был применен уже в «Потомке Чингисхана» (эпизод медленного, вернее, замедленного разворота шеренги солдат с оружием) и широко использован в фильме «Простой случай» («Очень хорошо живется»), где Пудовкину удается задержать внимание зрителя на начале улыбки человека, когда «смеялись только глаза, а губы еще не начинали улыбаться...». Но и у кинематографического кадра есть свое критическое время. Движение экранного времени определяется прежде всего предельно кратким общением зрителя с содержанием кадра, движение которого произвольно и по желанию зрителя нельзя ни задержать, ни повторить. Фильм нельзя смотреть «медленно», как скажем, медленно можно читать книгу или рассматривать живописное полотно.